— Почему бы нам не сделать вот что? Давай-ка ты придешь около девяти, а я встречу тебя снаружи. Я скажу… в случае, если там кто-то будет… что мне надо купить сигарет, и встречу тебя в квартале от автомобильной свалки. На углу, возле аптеки.

— Ну… Если ты точно этого хочешь.

— Не то слово. Я просто соблюдаю осторожность, вот и все. Черт, детка, для меня нет ничего лучше, чем быть с тобой.

Я заставил Мону в это поверить. Потом сказал ей, как меня беспокоит, что она осталась без денег, и уж было полез в чемодан с образцами. Но спохватился и достал бумажник. Ни к чему ей знать, что добыча со мной. А то, при этих ее сомнениях, она могла бы взять и попросить свою долю прямо сейчас.

Я дал ей пять долларов из своих денег. Мы еще немного поговорили, а потом я отвез ее к автобусной остановке и там высадил.

В тот день мне уже не хотелось работать, но я все-таки кое-что поделал — только чтобы убить время. Я выручил двадцать долларов и присоединил к ним сорок из старухиного портфеля. Остаток дня я просто валял дурака; в шесть часов приехал отмечаться в магазин.

Стейплз был в порядке. Ну то есть не доставал меня. Через десять минут я уже вышел из магазина и отправился домой.

Платформы с гравием уже увезли, зато сегодня на запасном пути стояли три платформы угля. Одну из платформ поставили так, что она загораживала часть улицы и было непросто проехать. Наконец я протиснулся, поставил машину и вошел в дом.

Я позвал Джойс. Ее голос, донесшийся из спальни, был еле слышен. Я заглянул в нишу, где располагалась столовая.

Ужин был готов. Он стоял на столе, но я увидел только один прибор. Мой.

Я поставил чемодан, снял шляпу и пальто. Поколебавшись, все-таки пошел в спальню. Я остановился в дверях — казалось, мне не стоит туда заходить — и поглядел на Джойс.

Она лежала в постели, плотно укутанная в одеяло, но я все-таки заметил, что на ней ночная рубашка. Она лежала лицом к стене, а ко мне спиной и не повернулась, когда я вошел.

— Ты… — я откашлялся, — ты уж не заболела ли, милая?

Она не сразу ответила. Глухо пробормотала:

— Я неважно себя чувствую. Иди ешь свой ужин, пока он горячий, Долли.

— Так, черт возьми, — сказал я. — И где у тебя болит? В чем дело?

— Ешь свой ужин, — повторила она — на сей раз довольно твердо. — Мы поговорим позже.

— Что ж, ладно, — согласился я. — Позже так позже.

У меня почему-то не было особого аппетита, но я все же поел. Я ел медленно, не торопясь, а потом выпил три чашки кофе. И когда уже не смог вливать в себя кофе, я затеял дымить, прикуривая одну сигарету за другой.

Джойс позвала меня.

Я откликнулся:

— Да, я приду через минуту, милая.

Я потушил сигарету. Встал и пошел по коридору к спальне. Подошел к двери спальни. Но не мог заставить себя туда войти. Я крикнул:

— Б-бу… буду с тобой через минуту, детка!

Потом пошел в ванную и закрыл дверь.

Я огляделся, и у меня возникло ощущение, что раньше я здесь не бывал. Нет, ничего не изменилось, ничего здесь не произошло, а вот со мной что-то случилось. Все казалось странным, каким-то искривленным. Я потерялся в странном мире, где не было ничего знакомого, за что я мог бы ухватиться.

Ничего. Никого. Никого, с кем я мог бы поговорить, кому мог бы что-то объяснить.

Я сел на край ванны и закурил. Машинально затушил сигарету в раковине; затем встал, изорвал окурок в клочки и смыл их водой. Потом тщательно вымыл раковину, чтобы на ней не осталось ни пятнышка.

Я сел на унитаз и закурил еще одну сигарету. Мир вокруг казался странным, но за пределами ванной он был и того чуднее. Я мог сидеть и объяснять все самому себе, и, черт подери, все было ясно как божий день. Но я не мог объяснить ей.

Джойс позвала меня.

Я крикнул, что приду через минуту… и не двинулся с места.

Она снова позвала; я снова крикнул. Наконец она подошла к двери и постучала. И я крикнул: «Ради бога, что за спешка?» Тогда она повернула ручку и вошла.

Она плакала — так сильно и долго, что выглядела совсем зареванной. Теперь ее лицо осунулось, и на нем были заметны полоски от слез. Но глаза ее были чисты, а голос спокоен.

— Я хочу знать, Долли. Мне нужно знать, а поэтому не пытайся меня обманывать. Где ты взял эти деньги?

18

Кнэрф Ноллид

Что ж, дорогой читатель, просмотрев предыдущую часть моего повествования, я обнаружил, что допустил пару небольших фактических ошибок. В этом нет моей вины, потому что, хоть я и нечасто жалуюсь, вы, несомненно, заметили: я на редкость невезучий сукин сын, и на меня разом валится столько бед, что я уже не могу отличить собственный копчик от копченой грудинки. Вот это как раз был такой случай. Столько всего произошло в одно и то же время, что я немного запутался в фактах.

Правда заключается в том… правда об этой девушке, Моне, я вам о ней рассказывал. Старуха, у которой она жила, на самом деле вовсе не была ее теткой. Выяснилось, что старуха эта — похитительница: она выкрала бедную девочку у богатых родителей, когда та была еще младенцем (немудрено, что Мона не помнила своих родных), а эти сто тысяч оказались выкупом. Старуха боялась их потратить, потому что… черт, а мне откуда знать? Ах да. Она боялась их потратить, потому что сперва ей пришлось лечь на дно, пока не утихнет шум, а через некоторое время все привыкли, что у старухи за душой ни гроша, потому-то она и не моглатратить деньги. Было бы чертовски странно, начни она их тратить, — понимаете, о чем я? Вот, значит, как все вышло… или примерно так. Старуха не могла заставить себя выбросить деньги, но и тратить их тоже не могла. Вот такое странное было дело, такое или еще какое, ну да не важно. Важно то, что на самом деле деньги принадлежали Моне, поскольку ее богатые родители много лет назад умерли от горя. И поскольку я спас девушку от судьбы куда худшей, чем смерть, разве не справедливо, что Мона позволит мне присмотреть за ее деньгами? А то и оставить их себе? Ведь, если верить слухам, она вообще шлюха, и мне, черт возьми, совсем не улыбается таскать шлюху за собой.

В общем, я собирался изложить все эти правдивые факты моей жене, Джойс, когда она внезапно вернулась и застукала меня с деньгами. Но, видно, я тогда туго соображал, поэтому пару дней уклонялся от ответа, а через день или около того сказал ей, что деньги нашел. Звучало это более логично, чем правда, да и в любом случае я тогда еще всей правды не знал. Черт, да откуда мне было знать, когда события сыпались одно за другим? Стейплз этот не давал мне житья. Мона тоже была хороша: вынуждала меня гадать, шлюха она или нет, пугалась и пугала меня. И Джойс — в общем-то, я был рад, что Джойс вернулась, ведь казалось, что она забыла о старом и теперь мы заживем душа в душу. Так нет же, сами видите, я только запутался еще больше.

В общем, пока что я не смог рассказать ей правду. Не видел в этом, знаете ли, особой нужды, раз она поверила, что деньги я нашел. А потом настал день, когда Джойс хорошенько вымыла весь дом (и дому это было совершенно не лишнее, честное слово!), но стоило мне вернуться после целого дня тяжелого труда, как она принялась меня изводить. Не успел я поужинать, как она стала на меня тявкать: давай, мол, живо к ней в спальню для разговора. Тогда я быстро доел и на минутку зашел в ванную, — боже мой, куда катится мир, если парень не может спокойно в ванной посидеть? Но, похоже, даже на это скромное удобство я не мог рассчитывать.

Только я закрыл дверь, как Джойс опять принялась меня звать. Я, конечно, понял: что-то не так — и решил немного подумать, чтобы выдать ей какую-нибудь версию поубедительней. Для ее же собственного блага, понимаете? Ведь если Джойс решит, что я наврал про деньги, положение у нее оказывается аховое. Она захочет, чтобы я пошел в полицию или сама туда попрется, а я просто не могу ей этого позволить. Даже притом, что деньги по праву мои. Полицейские поверят истинным фактам не больше, чем она, а значит… в общем, сами видите расклад.